Неточные совпадения
Нарукавники, стягивающие рукава около кистей рук, летом служили для защиты от комаров и мошек, а зимой для того, чтобы
холодный ветер не задувал под
одежду.
Одежда гиляка приспособлена к
холодному, сырому и резко переменчивому климату.
Холодный бичующий ливень промочил мою
одежду насквозь.
Ромашов, который теперь уже не шел, а бежал, оживленно размахивая руками, вдруг остановился и с трудом пришел в себя. По его спине, по рукам и ногам, под
одеждой, по голому телу, казалось, бегали чьи-то
холодные пальцы, волосы на голове шевелились, глаза резало от восторженных слез. Он и сам не заметил, как дошел до своего дома, и теперь, очнувшись от пылких грез, с удивлением глядел на хорошо знакомые ему ворота, на жидкий фруктовый сад за ними и на белый крошечный флигелек в глубине сада.
Она вышла из бассейна свежая,
холодная и благоухающая, покрытая дрожащими каплями воды. Рабыни надели на нее короткую белую тунику из тончайшего египетского льна и хитон из драгоценного саргонского виссона, такого блестящего золотого цвета, что
одежда казалась сотканной из солнечных лучей. Они обули ее ноги в красные сандалии из кожи молодого козленка, они осушили ее темно-огненные кудри, и перевили их нитями крупного черного жемчуга, и украсили ее руки звенящими запястьями.
Он проснулся от
холодной сырости, которая забралась ему под
одежду и трясла его тело. Стало темнее, и поднялся ветер. Все странно изменилось за это время. По небу быстро и низко мчались большие, пухлые, черные тучи, с растрепанными и расщипанными белыми краями. Верхушки лозняка, спутанные ветром, суетливо гнулись и вздрагивали, а старые ветлы, вздевшие кверху тощие руки, тревожно наклонялись в разные стороны, точно они старались и не могли передать друг другу какую-то страшную весть.
Без шапки, босый, в изорванном пиджаке поверх грязной рубахи, в шароварах, выпачканных тиной, он был похож на батрака. Но скуластое лицо,
холодное и сухое, вся осанка его показывали в нём хозяина, человека, знающего себе цену. Идя, он думал, что парни и девки на селе, как всегда, посмеются над его
одеждой, и знал, что, если он, молча прищурив глаза, поглядит на шутников, они перестанут дразнить Николая Фаддеевича Назарова. Пусть привыкают узнавать попа и в рогоже.
Холодный предутренний ветер, прогонявший остатки ночного тумана, трепал нашу
одежду и сердито мчался дальше…
Еленино платье, строгое и черное, лежало на ней печально, — как будто, облекая Елену в день скорби, не могла равнодушная
одежда не отражать ее омраченной души. Елена вспоминала покойную мать, — и знала, что прежняя жизнь, мирная, ясная и строгая, умерла навсегда. Прежде чем начнется иное, Елена
холодными слезами и неподвижной грустью поминала прошлое.
Кому из двух людей лучше: тому ли, кто сам своим трудом себя кормит так, чтобы только не быть голодным, одевать себя так, чтобы не быть голым, обстраивать себя так, чтобы не быть мокрым и
холодным, или тому, кто или попрошайничеством, или прислуживанием, или, что самое обыкновенное, мошенничеством, или насилием добывает себе и сладкую пищу, и богатую
одежду, и богатое помещение?
С утра дул неприятный
холодный ветер с реки, и хлопья мокрого снега тяжело падали с неба и таяли сразу, едва достигнув земли.
Холодный, сырой, неприветливый ноябрь, как злой волшебник, завладел природой… Деревья в приютском саду оголились снова. И снова с протяжным жалобным карканьем носились голодные вороны, разыскивая себе коры… Маленькие нахохлившиеся воробышки, зябко прижавшись один к другому, качались на сухой ветке шиповника, давно лишенного своих летних
одежд.
Синтянина начала быстро снимать верхнюю
одежду, чтобы не входить к больной в
холодном платье.
Был
холодный декабрьский вечер. На городских часах пробило шесть, но зимой дни темны и коротки, и неудивительно, что на дворе стояла настоящая ночь.
Холодный ветер пронизывал насквозь
одежду Таси. Дрожь озноба начинала трясти девочку, но, не обращая внимания на холод и стужу, она бежала, подпрыгивая на ходу, все прибавляя и прибавляя шагу.
В больном свете нарождающегося непогодного дня пароход бежал по Невке,
холодные черные волны бились о борта, ветер залеплял лица и
одежду мокрым снегом. Все понуро стояли, усталые и продрогшие. И только Николай Федорович все время острил, посмеивался и пел...
Он помолчал и внезапно набросился на меня, стараясь повалить меня на землю, и его
холодные пальцы жадно нащупывали мое горло, но путались в
одежде. Я укусил его за руку, вырвался и побежал, и он долго гнался за мной по пустынным улицам, громко стуча сапогами. Потом отстал — должно быть, ему было больно от укуса.
Она сняла с себя большой платок, с шеи шарф и закутала в них озябшего, несмотря на теплую
одежду, ребенка. Снег забрался ей за ворот и
холодными каплями скользил у ней по спине.
Побросав семьи, родителей, жен, детей, одевшись в шутовские
одежды и подчинив себя власти первого встречного человека, высшего чином,
холодные, голодные, измученные непосильными переходами, они идут куда-то, как стадо быков на бойню; но они не быки, а люди.
О. Василий дико оглянулся помутившимися глазами и встал. Тихо было — так тихо, как бывает только в присутствии смерти. Он посмотрел на жену: она была неподвижна той особенной неподвижностью трупа, когда все складки
одежд и покрывал кажутся изваянными из
холодного камня, когда блекнут на
одеждах яркие цвета жизни и точно заменяются бледными искусственными красками.